Белорусский блогер: Есть в Чернобыльской зоне отчуждения действительно страшное место

В ЧЗО завершается проект по изучению животных, Metro
поговорило о местных зверях и не только с белорусским блогером

Белорусский блогер Максим Мирович в эксклюзивном интервью Metro поведал о своих походах в Чернобыльскую зону отчуждения, где он видел много интересного
Интервью приурочено к материалу Metro, которое посвящено украинско-британскому исследованию в Зоне отчуждения, об этом читайте здесь [hide]http://chernobyl-spas.info/publikacii/6374-zveri-stali-hozyaevami-chernobylskoy-zony-foto.html[/hide]
— Какой именно маршрут вы проделали?
— За период 2013-2014 годов я совершил три поездки в Зону отчуждения, — вспоминает Максим. — Две из них были по стандартным экскурсионным программам, а третья — персональная, по индивидуальному маршруту. Я посетил несколько заброшенных сел (Залесье, Копачи), города Чернобыль и Припять, а также военный объект — гигантские радиолокационные антенны, известные под названием «Чернобыль-2». Еще мы были на смотровой площадке возле самого «объекта Укрытие» (Саркофага) и на заброшенной экспериментальной рыбной ферме недалеко от ЧАЭС.

— Расскажите, пожалуйста, как вы готовились к походу в зону отчуждения, выбирали ли какую-то специальную одежду, консультировались ли со специалистами?
Перед поездкой в ЧЗО я изучил достаточно много материалов по этой теме. В принципе, все места, куда сейчас водят экскурсии, являются относительно чистыми, потому никакой специальной одежды в поездку брать не нужно — достаточно того, чтобы она была закрытой. А вот обувь я брал «одноразовую», которую не жалко выбросить после поездки. Со специалистами консультировался только по вопросу последствий таких поездок для здоровья и могу сказать, что при соблюдении правил техники безопасности ничего опасного в посещении ЧЗО нет.

— Что вам бросилось в глаза в первую очередь, когда оказались на месте? Было что-то, что шокировало вас?
В первую очередь я обратил внимание на лес — внутри периметра «Тридцатки» он не такой, как вне пределов Зоны — очень густой, заросший, со склоненными до земли дугой старыми деревьями. Видно, что лесников в этих краях нет, и лес предоставлен сам себе, в буквальном смысле слова «дикий». И очень непривычно вдруг увидеть посреди такого леса остатки домов, дорог и улиц — оказывается, за почти тридцать лет такой лес успел вырасти на местах отселенных деревень.

— Видели ли вы какие-то мутации флоры/фауны? Встречались ли вам животные, как они себя вели?
Животных в Зоне очень много. Это сильно удивляет тех, кто ожидает увидеть здесь «мертвую выжженную землю». ЧЗО больше всего похожа на заповедник — летает много насекомых, поют птицы, прямо в Припяти можно увидеть следы кабанов, а зимой, говорят, в Зоне можно увидеть и волков. Видели мы и лошадей Пржевальского — их завезли в Зону в девяностые годы в качестве эксперимента, и лошади стали там активно размножаться. По подсчетам, сейчас их там более ста особей, 3 табуна.
А вот мутаций в Зоне я не видел. За исключением, пожалуй, слишком длинных и больших иголок у карликовой сосны, что растет в Припяти в парке аттракционов. Хвойные деревья, как известно, острее всего реагируют на радиацию — стоит вспомнить печально известный «Рыжий лес», который весь погиб в апреле-мае 1986 года от выбросов горящего реактора.
— Вас не удивляет, что животные спокойно обитают в зоне отчуждения?
Нет, совершенно не удивляет. Скажу больше — им там хорошо. Возможно, они проживут чуть более короткую из-за радиации, но зато более полноценную и счастливую жизнь — из-за отсутствия в тех краях человека, промышленности и производств.
Город Припять сейчас больше похож на лес — в нем живет множество видов животных и птиц, в том числе редких, сформировались полноценные лесные ярусы. В темном кинозале кинотеатра «Прометей» я нашел несколько птичьих гнезд, в которых были яйца, многократно видел следы кабанов.
— Какой и где был максимальный показатель дозиметра?
В тех местах, куда проводники-сталкеры пускают посетителей, уровни на удивление невысоки. Скажем, в «туристических» местах не так уж и много мест, где уровень превышает 200-300 мкр/час, что всего в 10-15 раз выше нормы. Для кратковременного пребывания такие уровни абсолютно безопасны — опасными считаются уровни, превышающие норму в сотни и тысячи раз. Средний фон в Припяти — около 80 мкр/час, на смотровой площадке у Саркофага — около 400 в тихую погоду, а в случае, если ветер дует со стороны Саркофага — может быть 600-700. Самый высокий уровень радиации, который я видел в Зоне — 3000 мкр/час. Это было радиационное (скорее всего, цезиевое) пятно возле заброшенного садика в селе Копачи. Садик — одна из двух уцелевших построек села, все остальное обрушили бульдозерами в специальные ямы и закопали — насколько заражены были дома.
— Как в зоне обстоят дела с грибами и ягодами?
Грибы нам встретились на объекте «Чернобыль-2», и я на собственном опыте убедился, как хорошо они накапливают радиацию — если «по воздуху» дозиметр показывает 20-30 мкр/час, то стоит его положить на гриб — как цифры медленно подбираются к 100 мкр/час и выше.
— Встречались ли вам самосёлы, говорили ли они вам что-то, что вас сильно удивило?
К самоселам во время моих экспедиций мы не попали. Знаю о них лишь только то, что их остается все меньше — к примеру, год назад ушел из жизни Савва Гаврилович Ображей, известный просто как «дед Савва». Со своей супругой Еленой Дорофеевной они были единственными самоселами внутри десятикилометрового периметра — ездил на рыбалку на велосипеде через Припять, охотно давал интервью, дружил со сталкерами…
— Как думаете, есть ли место человеку в зоне отчуждения, или её полновластными «хозяевами» на долгие годы стали животные?
Место человеку в Зоне, безусловно, есть, но это место весьма своеобразное. Я говорю сейчас о тех нескольких тысячах сотрудниках ЧЗО, которые работают внутри периметра, а работ там осталось еще на несколько десятков лет — это и строительство объекта «Укрытие-2», и перезахоронение радиоактивных отходов, которые в 1986-88 годах часто разбрасывались где попало, и общий мониторинг ситуации. Хочется сказать этим людям огромное спасибо за их труд и отметить высочайший профессионализм — скажем, лесные пожары, возникшие в ЧЗО этим летом, были очень оперативно потушены. Да и вообще все «люди Зоны», с кем я успел пообщаться во время экспедиций, оставили у меня самые положительные впечатления — особенно сталкер Максим Крыгин и его друг Лёня, который живет и работает в Чернобыле.
— Было ли моменты, когда вам становилось страшно в зоне отчуждения? Какая вообще там атмосфера?
Страшно в Зоне мне не было, да и собственно «страшных мест» там практически нет — за исключением, пожалуй, подвала припятской медсанчасти №126. В эту больницу свозили пожарных, которые первыми вступили в бой с радиацией — это экипажи, которыми руководили лейтенант Правик и лейтенант Кибенок. Как известно, все пожарные, кто тушил в ту ночь взорвавшийся Четвертый энергоблок, получили смертельные дозы облучения. В больнице пожарным пытались оказать первую помощь, а всю их одежду, зараженную чудовищными дозами радиации, сбросили в подвал. Говорят, там на полу до сих пор можно найти места, где «светит» до 1-2 рентгена в час (это в сто тысяч раз выше естественного фона), а в летающей в воздухе пыли можно встретить всю нижнюю «радиоактивную» строчку таблицы Менделеева — цезий, стронций, плутоний, америций…
В общем, ходить в этот подвал не надо.
А на счет атмосферы… То я увидел в Зоне совсем не то, что ожидал. Она вовсе не похожа на что-то мертвое и безжизненное — наоборот, Зона живет полной жизнью, жизнью зверей и птиц, посреди которой деревянные или бетонные коробки зданий выглядят чем-то чужеродным. И самым большим открытием стала для меня Припять — в ней сохранилась атмосфера города весны, надежд и юности.

www.metronews.ru